Тени на востоке становятся длиннее. Грязно-желтые, тусклые, они неумолимо пожирали бледнеющие сполохи полярного сияния на западе и подкрашивали долину в охристо-серые, навевающие тоскливое уныние оттенки. На рассвете Пандора часто казалась обманчиво спокойной, как позабытая всеми и вся древняя свалка радиоактивных отходов.
Часто, но только не сегодня.
Сегодня заснеженная долина близ Центральной Базы цветет оттенками ржи, дыма и крови. Там, в рыхлой низине, средь почерневшего от копоти снега, разыгрывается сюрреалистическая баталия, с какой не сравнилась бы и Преисподняя, и все сонмы легионов демонов ее. Тимоти обещал Ему лучшее завтра, и он давно уже взял за правило держать свое слово.
Алые отблески играют на стальном оскале маски.
Лицо же под маской хранит безучастность.
Тимоти Лоуренс долгие годы собирал вокруг себя благодарных (и не очень) должников и подгребал под себя бесполезные богатства, которые ему некуда было растрачивать. Тимоти Лоуренс сейчас и сам подобен демону — страшнейшему из них — решивший одним днем пожать плоды своих многолетних трудов. В прогнившем мире, как оказалось, осталось нечто важнее денег и удобных возможностей; а его система ценностей за последние пару лет пополнилась парой-другой новых пунктов.
Все это, несомненно, кажется ему хорошей идеей, честной идеей, правильной идеей.
З а к о н о м е р н о с т ь ю.
Пробив голову очередного штурмовика Малливан бронебойным, Тимоти зажимает горячий ствол винтовки коленями и склоняет голову в сторону, смотря на голубо-синюю, голографическую доску для го. Зер0 правее от него отнимает прицел от шлема, смотря на изменившуюся расстановку фигур и высветившийся перед его визором знак вопроса заливает снежную корку алыми отблесками. Тимоти, кажется, делает необдуманный ход, жертвуя многими фигурами и оставаясь в проигрышном положении.
На самом деле Тимоти Лоуренс слишком хорошо умеет рассчитывать свои ходы.
— Временами, стоит поддаться, — говорит Тимоти, пока его рука скользит над доской изничтожая фигуры Зер0 одну за другой, — и пока твой соперник радуется мнимому преимуществу — всадить пулю ему в башку. Можешь мне верить, я-то уж в этом дерьме разбираюсь.
Тимоти забирает последнюю из черных фигур и беззлобно хмыкает, усмехаясь в тон залитого алыми всполохами оскала маски. А потом и очень вовремя, его сиротливо лежащий рядом ЭХО оживает раздраженным голосом Катагавы и Зер0 коротко кивает, поднимаясь с места и соскальзывая за край уступа. Все развивается именно так, как и предполагалось изначально — наилучшим образом.
К вечеру по долине расползается тишина, лишь время от времени огрызающаяся в воющую промозглыми ветрами пустоту одиночными, добивающими выстрелами. Тимоти ступает по ледяной корке — белой, серой, черной, алой — неторопливо лавируя по мясным коридорам бездыханных тел и боевых, заглохших навеки единиц. Вокруг снуют серые, жадные тени, копошащиеся в телах и вокруг, мародерствующие в поисках лучшего.
Тимоти не смотрит вокруг, он смотрит лишь на разверзнувшийся зев ворот места, которое несколько недель назад в своих мыслях невольно называл “домом” и где теперь притаился мерзкий, деструктивный паразит, всем естеством своим требующий истребления и воздаяния.
Он делает это не для себя. Для Риза.
Тимоти идет по стальным коридорам, мимо вжимающихся в стены наемников к помещению, которое ему никогда не принадлежало, но в котором он бывал неприлично часто. Апартаменты Риза. Кабинет Риза. Отравленное сердце Атласа.
Катагава смотрит на него из другого конца помещения поверх нервно сплетенных замком пальцев и Тимоти слышит, как двери позади него смыкаются с тихим шорохом. Тут темно и все кажется каким-то неправильным, переиначенным и переделанным, лишенным того организованного, удобного хаоса, который царствовал тут раньше. Тимоти медленно приближается к столу, по пути отстреливая проекторы, высвечивающие на всю высоту стен эмблемы Малливан.
Тимоти говорит:
— Поднимайся.
А потом без предупреждения стреляет в дьявольски удобное кресло Риза зажигательным патроном — они сделают новое, чистое, лучше этого. На самом деле он бы все тут залил огнем, но им ни к чему такие жертвы, да и временами у них не так уж и много. С этим театром надо заканчивать и чем скорее, тем лучше.
Тимоти говорит:
— Поиграли и хватит. Всем пора расходиться по домам, пока не случилось, ну, знаешь… что-нибудь действительно ужасное.
Его искаженный фильтрами голос хрипит низкой, стальной нотой и он подходит к Катагаве неприлично близко, мягко приобнимая его за талию и укладывая подбородок на острое его плечо, затянутое в наверняка ужасно дорогую ткань пиджака. Тимоти вдавливает дуло пистолета в поджарый, упругий живот и хмыкает фальшиво весело, пальцами чувствуя непроизвольные, нервные дергания и то, как сжимаются пальцы Катагавы на его локте и плече.
Тимоти говорит:
— Думаю, тебе стоит воспользоваться коммуникатором и извиниться сам-знаешь-перед-кем. А я постою прямо тут, рядом и посмотрю, если ты не против. Советую быть вежливым, а то я могу подумать, что мы еще не закончили. К слову, можешь даже предложить ему поужинать, славный ужин для всех нас — это будет хорошей идеей, думаю, ты даже сможешь его организовать в лучших традициях.
Тимоти мажет стальными клыками по впалой, идеально выбритой щеке и отпускает его, присаживаясь на край стола и не выпуская пистолета из рук. Пока что он дал Катагаве возможность проявить себя “хорошим мальчиком”, но эту возможность же, в случае чего, он может так же легко забрать. Жизнью больше — жизнью меньше, после сегодняшнего дня вряд ли это навредит его карме еще сильнее.
[nick]Тимоти Лоуренс[/nick][icon]http://sh.uploads.ru/Xv31T.png[/icon][status]F60.6[/status]