АВЕЛЬ НОВАКWe are all illuminated,
Lights are shining on our faces, blinding

Бессердечная, жестокая, корыстная, расчетливая и опасная тварь. Типичная характеристика на Палача, которую вы можете услышать от того, кому довелось иметь с ним дело. Эти слова в точности соответствуют истине. Жизнь в Энклаве другому не научит. Может быть, там, за высокими стенами богатых домов у детей аристократов и есть шанс вырасти человечными, но не здесь: в грязи, голоде, жажде и болезнях. Не у отчаявшихся детей из приюта, видевших в жизни лишь серые стены своей убогой обители, нищие переулки рабочих кварталов и тяжелый труд ради булки черствого хлеба и чашки грязной воды. В этой жизни каждый сам за себя, и кто знает, может, Кацерис и Присц, жизнью названные сестры, так же боятся и опасаются его, точат острый нож за спиной. Никому нельзя доверять. Только себе. Своим когтям, своим клыкам, своему уму.

Как-то они выжили. Выдрали у жизни билетик, пошли по головам и трупам, наплевав на то, что зовется моралью, совестью, долгом. Они ничего и никому не должны. В это жизни каждый сам за себя. Шайка голодных детей, сбегавших из юдоли безнадежного детства, чтобы обчистить карманы зевак или стащить яблоко на рынке. Это была истинная удача! Принести это Присцилле и Кац, поделиться с ними и наблюдать, как девчонки хрустят сочной мякотью за обе щеки. Он был старшим из них, нес за них ответственность. Вещий знает, почему так сложилось. Наверное, потому, что каждому нужна семья, и в этой семье изначально чуждых друг другу детей старшим должен быть мальчик.

Их стали называть Чумными. Спустя несколько лет, когда к поначалу малочисленной шайке прибилось еще народу. Дети без принципов и морали, кроме той, которая велит успеть первым: успеть украсть, успеть ударить, успеть убить. Пока не украли твое, не ударили тебя, пока не убили. Он был их лидером. Его стали бояться. С тех пор, как он всадил нож в глотку недовольному подельнику. Это было сильное и глубинное чувство, будто импульс из недр его «я»: оно велело бить наверняка. И его стали бояться и уважать.

К его шестнадцати годам Чумных уже знали все, кому положено знать такие вещи. К ним приходили, когда надо было обстряпать грязное и дурно пахнущее дельце: кражу, шантаж, убийство. Быстро, бескомпромиссно, жестоко. Никакой жалости, требовал Сорокопут. И Чумные следовали правилу. Быть быстрыми, как кобра, жестокими, как кошка, бесшумными, как тень, — только так они могли выжить. И думать, всегда думать головой: на шаг, на два, на десять шагов вперед, дышать своим противником, стать своим противником, знать его мысли, мотивы и, главное, страхи. Лучше переоценить, чем недооценить. Лучше взять два ножа, чем ни одного. Лучше поступать грязно и бесчестно, чем играть в благородство. И не доверять, не доверять никому.

Теперь Чумные могли есть не только черствый хлеб и пить грязную воду, они могли позволить себе намного большее. Каждый, кто клялся в верности, набивал на запястье татуировку в виде маски чумного доктора, мог рассчитывать на толику блага — и беззаветно служить Чумным. Предатели карались жестоко и тут же. И если тебе просто перерезали глотку, тебе очень повезло.

С тех пор мало что изменилось в банде. Разве что состав Чумных поменялся больше, чем на три четверти. Жизнь жестока, и Сорокопуту до ее жестокости еще расти и расти. Он не стремится вывести Чумных в лидеры, он предпочитает оставаться в тени и не отсвечивать особо ярко. А еще лучше прицепить на банду ярлычок охранного предприятия и уйти в псевдоподчинение к нынешней владелице «Утопии». Использовать свои связи, дергать за ниточки и внимательно изучать жизнь вокруг на наличие очередного жирного шанса поживиться.

Это все ложь чистой воды, что рыжие люди эмоциональны и импульсивны. Кем-то изобретенный стереотип — людям спокойней жить в рамках стереотипов. Что ж, Сорокопуту это на руку. Пусть думают о нем, что хотят, додумывая и домысливая, распуская слухи и приписывая ему то, чего и быть-то не может. Чем меньше достоверного о нем знают, тем проще вести игру.
Он умен, очень умен, сдержан, терпелив и жесток. Если понадобится, он будет ждать годами — и дождется. Мстителен. Если не мстить людям, они не будут с тобой считаться. Они забудут о тебе, о страхе перед тобой. Не кровожаден, но беспощаден. Ему, конечно, проще быстро убить: меньше крови, воплей, возни — но, помилуйте, порой надо преподать урок. Расклевать свою единственную жертву заживо, чтобы десятки усвоили правило: не считаться с Палачом — опасно для жизни.

Медиум. Обладает чутьем, интуицией — назовите это, как хотите, — которая набатом внутри грудной клетки велит, что делать: не верить, не идти, не помогать, бросить на дрова, убить. Он чует предательство и подставу, и совмещая это чутье с острым, как бритва, умом, до сих пор живет. Да, несомненно, он дожил до своих лет только благодаря этому шестому чувству. 

178/68-70. Обладатель того телосложения, по которому никогда не догадаешься, на что на самом деле способен человек. Под неброской темной одеждой, придающей Сорокопуту скромный и малообещающий вид, скрыты тугие жгуты тренированных мышц. С самого раннего возраста, когда начало хватать ума, чтобы понять, что в этой жизни слабакам  места нет, он начал учиться быть сильным. Он хорош в ближнем бою, дьявольски хорош. Божественно хорош.
Хромает на правую ногу, ввиду давнишней травмы колена. Которой не было. Но пусть все думают, что правая нога — его слабое место. У тебя больше шансов, когда тебя недооценивают. Сама по себе трость — уже оружие: прекрасно сбалансирована, с тяжелым набалдашником в форме головы птицы, а внутри трости скрыт прямой клинок. А еще есть ножи, лишними никогда не будут.

Отредактировано Авель Новак (2020-03-29 15:48:49)