L I █ T E N █ █ G
Сообщений 1 страница 6 из 6
Поделиться22020-01-16 00:40:27
[indent] ― Милая Дита, не уж-то твои родители не рассказывали, что гулять в лесу одной – крайне беспечно и опасно?
[indent] Сэт опустился на колено, ровняясь с чумазой, раскрасневшейся от затяжного плача девчушкой, которую каких-то пару минут назад вывел из отдаленной чащи. Девчонка больше не ревела, лишь всхлипывала, мелко дрожала и терла перепачканными кулачками зареванные, покрасневшие глаза. Сэт, молчаливый в своем бдении, со стороны наблюдал за испуганным этим существом и недовольно поджимал губы.
[indent] Какую досаду, какое сущее разочарование переживает он из-за чужого недосмотра и ошибок.
[indent] В белокурые девичьи волосы, ― ныне спутанные и растрепанные ― причудливо вплелась никлая листва и сухие веточки. Розовая на локотках и коленках кожа покраснела от мелких ссадин, и посерела от ссохшейся грязи. Некогда очаровательное, сиреневое платье, пообтрепалось и пришло в негодность, напоминая грязную, в сплошных зацепках тряпку, в которой застряли комочки грязи и хвойные иглы. И даже пухлое, по обыкновению покрытое здоровым румянцем детское личико поблекло и осунулось за несколько проведенных вдали от цивилизации дней. Дитя – нежное, перепуганное существо часть себя отдало прожорливому, жадному проведению, которое брало свое без разбору, никому не делая поблажек.
[indent] ― Н-но… Н-но теперь же все б-будет хор-рошо, мистер Сэт, д-да? В-вы же сп-пасли меня?
[indent] Малышка Дита вся дрожала, судорожно глотала воздух и заикалась. Голос у нее был до того тонкий и дрожащий, что Сэт чуть морщился в ожидании того, что дитя вот-вот вновь зайдется горьким, безутешным плачем. Но вместо того, девчушка лишь шагнула к нему и доверчиво кинулась на подставленные руки, пухлыми пальчиками цепляясь за ткань пелерины и всем телом прижимаясь ближе, будто один он во всем мире, мог спасти ее и укрыть от опасностей. Сэт замешкался и замер, не привыкший и не любящий тактильного контакта, но все же обнял ребенка и подхватив поудобнее, поднялся на ноги вместе с девочкой, чувствуя, как та доверчиво расслабляется в его объятиях.
[indent] ― Конечно, милая Дита. Все будет хорошо. А пока мы будем ждать твоего непутевого отца, я приглашаю тебя к нам с сестрой чай. Согласна?
[indent] ― Согласна, мистер Сэт.— — — — — — — — — — x — — — — — — — — — —
[indent] Януш Возняк, влюбленный в свое дело трудяга, был отличным предпринимателем в своей рабочей сфере и параноидальным мудаком в повседневной жизни. Как и всякому мудаку, Возняку почему-то во многом сказочно везло. У него имелось прибыльное дело, водились деньги и фото в семейном альбоме были отвратительно хороши: красавица жена, лапочка дочка, два преданных пса и он – Януш, мудак, Возняк. Многие ему искренне (и вовсе не по белому) завидовали, но Сэт, смотря на красную его, одутловатую рожу, не чувствовал ничего кроме легкого раздражения и абсолютной скуки.
[indent] Пару дней назад он прилюдно и в красках обхаял Януша за безалаберность, да так крепко, что тонкие струны его самолюбия явно лопнули с мерзким дребезжанием.
[indent]― Ты думаешь, что тебе все с рук сойдет, гусь херов? Думаешь, создал себе образ и теперь можешь крутить людьми как хочешь? Я знаю достаточно, Картрайт, чтобы засадить тебя куда следует и надолго, как тебе такой расклад?
[indent] Сэт меланхолично потягивал третью по счету сигарету, покручивая замятый фильтр между пальцев. Вся суть его и каждый изгиб тела кричали о том, насколько ему плевать на помоями вылитые в его сторону угрозы и не обоснованные ничем обвинения.
[indent] Сэт усмехнулся, показывая зубы, и улыбка его в этот момент была больше похожа на оскал.
[indent] ― Я восхищен…
[indent] Януш весь обратился в слух и качнулся ближе, со всем возможным вниманием ловя каждое произнесенное слово. Он отчаянно пучил свои мелкие глаза, с силой сжимал кулаки и жабий его рот растянулся в торжествующую, самодовольную улыбку. Сэт не удивился бы, если бы заметил, что у того встал хер – настолько этот человек был влюблен в себя и те ситуации, из которых выходил победителем.
[indent] Но не сегодня.
[indent] ― …Я восхищен тем, сколько в одном всего лишь человеке может крыться мерзостного дерьма, Возняк. Хотя с вашими габаритами, ― Сэт окинул пышное его, трясущееся подобно холодцу тело скучающим взглядом, ― не удивлен. Бывайте здоровы, Януш, и внимательнее приглядывайте тут за всем, а то кто знает, что вы можете потерять.
[indent] Сэт выдохнул табачный дым в раздувшуюся еще сильнее рожу Януша, кинул окурок на аккуратно подстриженный газон и ногой втоптал его в землю. Глянув за плечо Возняка, он с приветливой улыбкой кивнул белокурой, благородно держащейся Ивоне Возняк (женщине благоразумной, благовоспитанной и во всех отношениях приятной) и стоящей рядом маленькой Дите, которая как две капли воды походила на свою матушку, будучи абсолютно очаровательным, тихим ребенком.
[indent] Дивное же, все-таки, семейство. Удивительно дивное, при учете того, кто стоит во главе его.
[indent] Сэту было все равно. О нем ничего толком не знали ни жандармы, ни (дай Вещий) Судьи, что уж говорить про Возняка, которому каждую неделю мерещились то воры, то лукавые бесы-разорители? И все же Сэт позаботится о нем – не из страха или опасения вовсе, но развлечения ради, потому что всем должно воздаваться по заслугам.— — — — — — — — — — x — — — — — — — — — —
[indent] Сэт моргает и расфокусированный, остекленевший его взгляд обретает осмысленность и искру жизни. Сидящий на другом конце стола капитан Вильгельм Овертон смотрит на него с тенью интереса и сомнения, пока нож в его руках неприятно скребет о керамическую тарелку.
[indent] Сэту не нравится то, как Овертон улыбается ему – притягательно и вместе с тем абсолютно отталкивающе. В нем (в противовес общественному мнению) на деле нет ничего харизматичного, нет ничего обаятельного или эстетического. Он привлекает так, как только мерзостное растение может привлечь истинного исследователя.
[indent] Сэт обводит сухие губы языком, наблюдая за тем, как зубы Овертона впиваются в кусок сочного мяса, истекающего маслянистым, ароматным соком. Сэту нравится наблюдать за тем, как резко двигаются его челюсти, сминая плоть в кашу.
[indent] ― У вас талант, Картрайт. Очень нежное мясо, отличный соус. Даже моя мать, пожалуй, готовила не так хорошо, как вы.
[indent] ― Мне… Приятно знать это. Но дело зачастую не в поварском таланте, друг мой, и даже не в мясе. Дело – в мастерстве забойщика.
[indent] Сэт кладет подбородок на сцепленные замком пальцы и едва подается вперед, будто доверительно раскрывает некую негласную тайну.
[indent] ― Неужели? ― Овертон, игнорируя салфетку, оттирает блестящие от сока губы тыльной стороной ладони и складывает руки перед собой, обращаясь в слух. Сэт, под маской чувствующий себя безнаказанно, широко усмехается. Он не уверен в том, действительно ли Овертону интересно слушать о тонкостях работы забойщика скота, или он просто ищет за что зацепиться.
[indent] ― Скотина не должна бояться, Вильгельм, иначе мясо делается горьким и жестким. Такое приходится подолгу тушить, чтобы размягчить его, и сдабривать травами, чтобы скрыть горечь и дать ему хоть какой-то вкус.
[indent] ― И почему вы так уверены, Картрайт, что эта…
[indent] ― Телятина.
[indent] Овертон усмехается, с пониманием покачивая головой. Он даже не пытается скрыть своего откровенного скептического настроя, и Сэта это почти заводит. Он хочет добраться до него, хочет получить его в свою коллекцию, возможно, сделать той самой пресловутой «жемчужиной», личной гордостью.
[indent] ― Да. Что эта телятина, была забита мастером?
[indent] ― О, само собой. Вы слышали про Януша Возняка?
[indent] ― Того, который сегодня утром объявил о закрытии своего предприятия, не объясняя причин? Говорят, что это как-то связано с их дочерью.
[indent] Сэт кивнул, его улыбка под маской была абсолютно жуткой и настолько широкой, что челюсть неприятно заломило. Овертон хотел говорить об этом, иначе зачем такое усиленное внимание к деталям? Но Сэт не собирался поддаваться. Он чувствовал, как горят его руки, словно бы снова опущенные в кровь.
[indent] Единственное, что осталось – язык. Маленький красный язычок, на красивой, радостно зеленой лужайке.
[indent] ― Именно. Возняк – истинный знаток своего дела, каких мало. Он проработал на скотобойне лет двадцать, а потом перенял дело у своего отдавшего душу отца и решил заняться производством сам. Теленок, Вильгельм, из его стада. Я своими глазами видел то, как его забивали. Ах... Это очаровательное создание до последнего доверяло забойщику. Ровно до того момента, пока его очаровательная головка не упала к тоненьким, подкосившимся ножкам.
[indent] ― А вы кровожадны, Картрайт.
[indent] ― Ни чуть, ― Сэт опустил взгляд на собственную тарелку, к еде к которой он так и не притронулся – он наелся, так сказать, пока готовил. ― Я просто предпочитаю знать, что и откуда берется на моем столе. Так спокойнее, друг мой.
[indent] ― Или кто, ― едва слышно хмыкнул Овертон, вновь берясь за столовые приборы.
[indent] ― Вы что-то сказали?
[indent] Он знает. Все знает, маленькая, проворная крыса. Первый и единственный из сотен пытавшихся. Сэт чувствует зарождающийся голод и желание. Он смотрит не моргая на то, как покрытый клюквенным соусом ломтик мяса исчезает в пасти Вильгельма.
[indent] Он вновь обводит губы языком.
[indent] Как-то жадно.
[indent][indent] Как-то бездумно.
[indent][indent][indent] Как-то голодно.
[indent] ― Вам показалось, Сэт. Замечательная, все же, телятина.
Поделиться32020-02-13 14:51:22
[indent] Итак, мои маленькие ублюдки, если вы до сих пор полагаете, что месиво из пикселей с обзором сверху не способно заставить вас визжать, как поросят и высрать столько кирпичей, что хватит, чтобы построить вашей мамке дачную беседку в лофт-стиле, то польские ребята и их милаха-пёс приготовили для вас оХуИтЕлЬнЫй, блять, surprise, с которого вы реально охуеете. Впрочем, начать охуевать вы можете прям-вот-щас-давай-давай, потому что тех ребят всего 3 штука (с собакой 3,5) и... и все, блять. Что тут я еще могу сказать? На кой хуй нужен огромный штат сотрудников (подсоси Юбисофт), если шедевр, как оказалось, можно создать всего в шесть рук? Ave полякам, короче, берите с них пример.
[indent] Итак, перейдем же к продукту, который пацаны, к слову, щедро вбросили в Торренты, с просьбой, если зайдет (а оно, поверь, заходит по самые гланды, дружок, даже если у тебя их нет)— купить. А именно, к Темнолесью (Darkwood для инглишмэнов).
[indent] Краткое ревью о нашем звере. Эта чупакабра вылупилась 18 августа 2017 года, и работать эта детка намерена даже на пейджере твоего застрявшего в совковских временах деда, потому что ей ваще похуй. Игра позиционируется в первую очередь, как одиночный сурвайвл хоррор (а во вторую - как твой билетик на поход к психиатру), может порадовать полуоткрытым миром, наличием лора (так что врубай, бля, котелок, тут придется думать, это тебе не какой-то ебучий Кузя на Каникулах), а так же кучей, блять, фобий, которыми ты, дорогуша, обязательно обзаведешься.
[indent] С самого начала игра без обидняков говорит тебе о том, что Темнолесье ошибок не прощает (с тонким намеком на то, чтобы ебучие казуалы выметались отсюда нахуй и пиздовали играть в Скайрим на годмоде), и если ты все еще не обоссался от таких заявок и убойно-жуткого саунда в менюшке, то тебя, дружок, ожидает охуительное приключение, по сравнению с которым даже Аутласт покажется полнейшей хуетой.
[indent] Начало просто, как табуретка, которую ты пилил в пятом классе на уроках технологии. Тебя пиздят. Во всех смыслах. Сначала тебя по-цигански пиздят с какой-то трассы в какой-то дом, а потом тебя пиздят по лицу, как ебучего щегла, который не ответил за собственный базар. Итак, условный ты — это контуженное антропоморфное страхоебище с глубокими провалами (как то-самое твоей бывшей, ха) в памяти, который даже имени собственного не помнит, поэтому все кличут тебя Незнакомцем (The Stranger для инглишмэнов), а еще ты плотно сидишь на чудо-грибах, которые дают тебе одновременно бафы и дебафы (да-да, дружок, даже система прокачки тут большая любительница hard sex), и даже шмотки свои ты спиздил у пугала (хотя некоторые любители street style, конечно, посчитали бы Незнакомца иконой стиля, куда уж нам смертным понимать в столь высоких материях). Ладно, едем дальше.
[indent] После того, как ты отхватил по ряхе от всех, кому не лень, тебя спасает почти единственный персонаж этой игры, который ни при каких обстоятельствах не даст тебе пиздюлей (кроме него есть еще пара ровных типов, а так же жучки, кролики и курочки, которые тебя не тронут). А вот дальше начинается полная сиеста, в которой ты (по-началу) нихрена ровным счетом не понимаешь.
[indent] На дворе ориентировочно 1987 год, а ты по непонятным причинам чиллишь в криповом (предположительно польском) лесу, и все, что у тебя есть это модная шляпа, плащ эксбициониста, шарф, ключ с биркой (который усраться, какой важный), голый энтузиазм по поводу "съебать отсюда, как можно скорее", а так же целый, блять, воз вопросов, ответы на которые тебе придется искать самостоятельно, параллельно отчаянно спасая свою жепу от посягательств. А посягать на нее будет огромное количество людей, зверей и прочих фантастических тварей, большая часть из которых, по-классике, являет свои лики по наступлению ночи.
[indent] Смена дня и ночи, в целом, это и есть основная мякотка всего происходящего. Если утром, днем и вечером ты чувствуешь себя в относительной безопасности, то ночью начинается раздрай и месилово, как если бы Кубрик, Ван, Тарантино и Бёртон решили замутить убойный снафф-видос для самых отбитых. И да, чем дальше в лес (буквально), тем злее твари вокруг. Игра делится на локации в каждой из которых имеются убежища, которые по ночам будут служить тебе Брестской крепостью, твоя задача: заколотить окна, забить двери, заставить проходы, накидать везде стекла и капканов, а потом сидеть в углу и, блять, молиться, чтобы тебя не сожрали все, кто придет к тебе в гости на ночную автерпати. И если в начале к тебе будут ломиться только голожопые дикари с палками, то в конце тебя ждет ад со всеми его демонами в лице орущих бабо-ворон, бешено-непрошибаемых чомперов, какой-то черной ебанины и прочего цирка уродов. Ты, наверное, спросишь меня: а почему бы мне не побегать от них по лесу, зачем загонять себя в ловушку дома? Поверь, дружок, в рамках Темнолесья в ночном лесу лучше не задерживаться, потому что среди старых, мутировавших стволов обитает лютейшая дичь, и это я сейчас про одно конкретное существо, которое своим видом и примером намекнет на то, что даже жидкости тут, бля, несут охеренную угрозу.
[indent] В остальном тебе предстоит выживать, собирать лут, колоться грибами, по крупицам собирать информацию о происходящем, знакомиться с новыми, крайне необычными жителями Темнолесья (некоторые из которых и сами смогут придти к тебе в гости на палку чая), делать крайне важные и крайне же сложные моральные выборы, еженощно бороться за собственную жизнь, искать ответы и крепко держать собственную челюсть, потому что когда ты прошаришь, что происходит вокруг — безучастным ты остаться не сможешь, как бы не пытался.
[indent] В эту игру нельзя поиграть "по-быстренькому", тут предпочтение стоит отдавать дотошности, вдумчивости и внимательному изучению игрового мира и всего, что он предлагает, потому что в игре существует куча маленьких, но занимательных деталей, которые можно банально упустить из виду, если поторопиться. Из примеров: необычный туман войны, который показывает тебе одно, а на деле оказывается другое; условные сайд-квесты, которые можно упустить (так же, как и ценные ресурсы, которые ты получишь за прохождение); некоторые персонажи, которых можно упустить из виду, если поторопиться; а так же момент с переломом четвертой стены, который окончательно доведет твой искалеченный разум до истерики.
[indent] В игре подразумевается несколько концовок (которые зависят во многом от твоей собственной внимательности) и несколько путей достижения цели (они же — сюжетные ветки). Но помнить тебе надо только одно:
л е с н а д о у в а ж а т ь , и н а ч е о н с о ж р е т т е б я
Отредактировано Сэт Картрайт (2020-02-18 10:26:21)
Поделиться42020-03-24 23:59:04
[indent]— Встать!
[indent]Чужой окрик — хлыстом по обостренному, почти нездорово чувствительному слуху. В нем ни жалости, ни наигранности, ни одолжения. Чистая, кристальная злоба, обваривающая чужие вены изнутри. Он слышит, как чужое сердце стучит кузнечным молотом. Он (кажется) слышит, как в чужом теле шумит соленая, горячая кровь. Так близко и вместе с тем так далеко.
[indent]У пороков людских никогда не было притягательного облика.
[indent]У их пороков облики были и вовсе гротескно кошмарными.[indent]Он успевает откатиться в сторону и окованный мысок чужого ботинка лишь вскользь задевает нижние ребра, не причиняя (на этот раз) серьезного вреда. Он встает на колени и разгибает локти, сплевывая в песок густой, кровавой юшкой и языком обводит розовые от крови зубы. Соль, медь и горечь — уже давно приевшийся привкус. Чужая тень падает поперек, заслоняя от неровного, раздражающе-желтого света.
[indent]Безопасность, в конце концов, это слишком наивно и весьма субъективно.
[indent]Боль и смерть достанут везде, где ни прячься.[indent]— Ты, кажется, меня не расслышал.
[indent]Чужой тон — обманчиво ласковый. Он не пинает, лишь небрежно пихает ногой в бок и наступает на одно из запястий, вдавливая его — медленно, планомерно, — в колючий, стесывающий кожу песок. Впившиеся в чужую лодыжку пальцы выглядят, должно быть, как жест отчаяния. Раздавшееся сверху хмыканье звучит насмешкой и все той же небрежностью, наверняка надрезая чужой рот некрасивой, перекошенной на один бок улыбкой.
[indent]Дыхание — загнанное, шумное, — раздирает легкие и сушит глотку.
[indent]Он не пытается увернуться, не пытается вырваться — мнимо пойманный и почти сдавшийся, лежит на месте, стараясь хоть немного перевести дух. Он знал на что шел. Знал, что в Яме Тупикового переулка — стоит только ступить на смердящий кровью и потом песок, — разом теряются все привилегии, статусы и право диктовать условия. В Яме не было богатых или бедных, счастливчиков или неудачников, высших или низших; в Яме у всех был один на всех статус — мясо. Остальное зависит лишь от твоей собственной ловкости и стремления выжить.
[indent]“Мясо”, пожалуй, это отличное слово для описания его нынешнего состояния.
[indent]— Ты ведь знаешь, достаточно просто перестать потакать своей гордости и сдаться. Найдешь в себе силы для чего-то вроде этого?
[indent]Чужие увещевания — ножом по самолюбию. Улыбка на лице складывается какой-то кривой и фальшивой, больно давящей на разбитую скулу. Гнев, в конце концов, на то и порок, что лишает самого простого и человеческого, например, способности видеть очевидное. Впрочем, он годами учился прятать истинные из своих эмоций; а истиной сейчас было то, что гнева в нем было ничуть не меньше.
[indent]Оголодавший, злой, униженный, обсмеянный, недооцененный.
[indent]Ему хватило нескольких быстрых движений и одного точного удара, чтобы нависший над ним колосс опасно пошатнулся; еще одного, чтобы он упал навзничь; и еще нескольких секунд, чтобы фурией вскарабкаться на него сверху, пальцами впиваясь в незащищенное горло — не игриво, не демонстративно, по-настоящему; тут же чувствуя, как задергался под ладонью пережатый кадык.
[indent]— Пора бы научиться самоконтролю, Вильгельм. Найдешь в себе силы для чего-то вроде этого?
[indent]Холодно и едва-едва насмешливо роняет он в чужое лицо, неохотливо ослабляя хватку, и вразрез своим словам пристально, не моргая, следит за тем, как ползет по чужой щеке жирная, кровавая капля, алой дорожкой тянущаяся с разбитой скулы. Он совсем не к месту думает о том, что им обоим придется, как минимум на неделю запереться по домам. Он не видит внимательного, какого-то почти предвкушающего выражения во взгляде, с каким за ним наблюдают чужие глаза. Он склоняется вниз, позволяя чужой ладони накрыть свой затылок.
[indent]Он слишком голоден, чтобы думать.
[indent]Слишком поглощен всем этим.[indent]Он ловит кровавую каплю языком и поднимается чуть выше, добирая алый след. Он накрывает ранку губами и мажет по ней языком, никакого внимания не обращая ни на протестующее шипение, ни на сжавшую волосы хватку. На зубах скрипит песочная пыль и на корне языка оседает знакомый, такой сейчас необходимый привкус, которого все равно слишком мало для того, чтобы хотя бы на мгновение притупить это мерзкое, сосущее чувство в потрохах. Временами, ему действительно хочется сожрать этого ублюдка.
[indent]Временами, к животному он куда ближе, чем к человеческому.
[indent]Вильгельм под ним шипит и дергается, насильно оттягивает и оскалом отвечает на оскал. Хорошо бы было врезать ему. Хорошо бы было поставить его на место. Напомнить о том, что было негласно. Он, конечно же, не успевает ничего из этого. Пытается — отпускает, замахивается, — но безуспешно. Окружение на мгновение утекает куда-то вправо, а после он чувствует затылком — песок, а руками — крепкую хватку.
[indent]— Очень иронично то, что “псом” ты постоянно зовешь меня, а дрессируют в итоге тебя. Место, Сэт. Еще не забыл где оно?
[indent]Вильгельм подается ему навстречу, прижимается теснее, сжимает крепче, улыбается с намеком столь откровенным, что его обдает жаром, который титановыми кольцами сворачивается где-то под диафрагмой. Ему даже не требуется отвечать. То, как шумно он выдыхает; то, как податливо он расслабляется. Тело — бренное и предательское, — безмолвно говорит жестами, выдавая без сожалений и сомнений.
[indent]Вильгельма хочется сожрать.
[indent]Вильгельма хочется ударить.
[indent]Вильгельма хочется...[indent]И что главное, Вильгельм все это понимает. По крайней мере, с его ярко выраженной нелюбовью и брезгливостью к намекам и полутонам, жесты подобного рода он различает и воспринимает практически всегда.
[indent]Вильгельм целует его так же, как мгновение назад бил — грубо, жестко, больно и без поблажек. Он впивается в него в ответ, вгрызается в него, языком толкается в его рот, слизывая слюну и кровь. Он позволяет навалиться, прижаться, придавить и теснится плотнее сам, будто стремится влезть под чужую кожу; быть ближе, чем то возможно. Похоть не вытесняет гнев, она смешивается с ним и искрит подожженным порохом, зацветая разноцветными вспышками на изнанке век.
[indent]Он выкручивает запястья и нетерпеливо елозит в песке, жаждущий ногтями впиться в чужие плечи и пальцами вцепиться в жесткие волосы. Вильгельм не позволяет. Вильгельм держит и сжимает до будущих синяков. Вильгельм целует до удушья, хмыкает, скалится, дразнит, вновь прижимается. Он покусывает его за язык и за губы, чувствует, как ползет по щеке нитка густой слюны, не то стонет, не то рокочет, позволяя, впрочем, издеваться над собой (он еще припомнит это позже).
[indent]Жар душит голод — всего на мгновение, но этого хватает, чтобы продохнуть.
[indent]Когда Вильгельм все же отстраняется, он рефлекторно тянется следом, а после фыркает и отводит взгляд в сторону, роняя голову на песок. Запал не затухает, но угасает до ровного тления, и сквозь дымчатую поволоку проступают боль, зуд и почти истеричное желание поскорее смыть с кожи приставшую грязь. Вильгельм больше не держит, но все так же восседает сверху и он кладет ладонь ему на колено, задумчиво сжимая будто на пробу.
[indent]— Ну и, оно того стоило?
[indent]Вильгельм обводит взглядом и руками пустой зал бойцовской ямы, будто не к нему обращается, а к незримым зрителям. Ему даже не нужно прислушиваться к своим ощущениям, чтобы понять, что идея замены “пищи” — дракой, оказалась провальной. Впрочем, менее занимательной она от этого не стала.
[indent]— Стоило. Но не помогло. Мы едем домой.
[indent]— Мы?
[indent]— Мы. У меня есть право на реванш, и это, полагаю, будет куда интереснее.
Поделиться52020-04-01 01:28:35
[indent]Он приходит ранним, зябким утром, пока весь город утопает в киселе блаженной дремоты. Обгоняет солнце, обгоняет пение птиц, преодолевает метры улиц и витки аэротросов, чтобы в конце концов прибиться к порогу чужого дома и, словно бы в нерешительности, молчаливо стать ред закрытой дверью. Не трогает дверного молоточка, не прикасается к кнопке звонка, не поднимает костяшек к массивному косяку — стоит и ждет, будто так и должно.
[indent]Стоит и ждет и Сэт. Замирает, останавливается, ладонями опирается о гладкую древесину ограды второго яруса и прищуром не знавших сна глаз смотрит сверху-вниз на темный, размытый фактурным стеклом силуэт. Ждет, не подходит, словно из каких-то неоговоренных разумений испытывая и свое и чужое терпение. Во всем этом, несомненно, есть эфемерный, несколько (наверняка) символичный смысл, но он, увы, ускользает от расфокусированного разума.
[indent]Он точно знает, кто ждет его за порогом. Слышит, чувствует, угадывает свои-чужие черты и вдруг вяло, как-то лениво улыбается, понимая, что в такие моменты его самый почтенный гость сильнее всего похож на бездомного, неприкаянного зверя.
[indent]— Я может мало понимаю в правилах хорошего тона и любовных игрищах, но ты бы лучше поспешил открыть дверь, солнышко, пока твой дружочек в край не окоченел и не пополнил нашу коллекцию садовых скульптур. Утро нынче выдалось жуть каким прохладным.
[indent]Рамона — выглядящая на диво оживленной для столь раннего часа, — угловатой тенью рисуется в дверях столовой, с неприкрытым скепсисом косясь то на него, то на силуэт у входной двери. Сэт смаргивает с глаз мутную пелену и морщится, чувствуя, как слипаются словно песком запорошенные веки. Душный морок развеивается, так и не набрав силу. Он продвигается ближе к одной из лестниц и морщит нос, слыша, как сестрица продолжает щебетать о своем, не сводя с него темных глаз.
[indent]— А ведь экая дивная бы вышла история для желтостраничных стервятников и авторишек с богатым воображением. Высокородный господин в чьей обители тайком ищет покоя почти самый обычный служащий. Он приходит к нему в сумраке ночи и в крови рассвета, греет его извечно холодные ладони и сам того не ведая лезет все глубже в сердце, отринув статусы и правила. Но в конце, конечно, должно обязательно случится что-то ужасное. Например, служащий сыщет в господском подвале ужасающий могильник из крошечных косточек пропавших детишек, и по вине неуемного своего любопытства станет перед выбором между любовью и долгом. О, горе-горе…
[indent]Рамона треплется без умолку, хрустально посмеиваясь и тянет подведенные кармином губы в фальшивой улыбке, тут же пряча их за краем чашки, стоит Сэту раздраженно цыкнуть проходя мимо нее. Впрочем, сестрицу выдает насмешливый, лисий взгляд и беснующиеся на дне колодцев-зрачков лукавые искры. Сколько бы Сэт не щерился, сколько бы ее (и себя) не одергивал, но и сам понимал, что все эти их мыканья и соприкосновения в итоге действительно похожи на сюжет некоего второсортного, бульварного романчика, в котором разве что краски ярче, диалоги приземистей, а подводные камни не столь однозначны.
[indent]— И в конце, конечно, кто-нибудь обязательно умирает.
[indent]Цедит он, обойдя все так же стоящую на месте Рамону, на мгновение остановившись чуть поодаль от нее.
[indent]Ему даже не нужно смотреть, чтобы знать — прямо сейчас она со всей нежностью своей улыбается ему в спину.[indent]— В этом-то и заключается прелесть драмы, дорогой. Никому не интересно читать про одни только высокие чувства, но стоит лишь добавить щепотку конфликта… м-м, это ведь самое настоящее чудо. Человек есмь хаос, Сэт, посему души наши жаждут трагедии и боли во всем и всяком: будь то искусство, чувства или благодатная месса. Даже газетные статьи, заметь, и те не обходятся без тени трагедии, что уж говорить про литературу.
[indent]Сэт все же оборачивается, косится через плечо, едва слышно выдыхая, когда видит, что взгляд Рамоны все так же насмешлив и лукав, и что нет в нем ни тени сожаления или сочувствия. Куда проще думать, что ее суждения лишь зерно утренней философии, а не очередной тревожный сон пригрезившийся в дождливой ночи.
[indent]— Ты ведь знаешь, что мне сложно понимать твои намеки.
[indent]Рамона пожимает плечами и делает из чашки еще несколько глотков, прежде чем вновь взглянуть на него, но теперь как-то по-другому. Как-то более цепко, как-то более внимательно, как-то более пристально. Сэт ежится и отступает, отворачивается, старается не замечать ее взгляда и не вслушиваться в этот негромкий, ласковый шепот.
[indent] —А ведь это совсем не намек, дорогой. Это — куда более очевидная истина.